В своем романе «Месопотамия» знаковый «харьковский» литератор Сергей Жадан, сам, вообще-то из Луганской области, изображает современный Вавилон — свой «родной» город Харьков.

Вавилон — библейское место, где произошло разделение человечества. А у нас наоборот — «понаехавшие» умудряются аккумулировать щедро распылённую и при этом беспризорную творческую энергию и создать прочнейшие союзы, принося городу дивиденды славы далеко за пределами страны.

Свое десятилетие в эти дни отмечает творческий организм, который можно смело назвать самым прогрессивным коллективом, культивирующим современную академическую музыку в Харькове. Харьковский Гитарный Квартет… Естественно, без единого харьковчанина!

Андрей Брагин — «иммигрант» из Горловки, Максим Трянов — бунтарь-«металлюга» из Николаева, Ирина Половинка — уроженка Мукачево, Сергей Горкуша — земляк нынешнего президента, то бишь, родом из Винницы.

О том, что стоит за фасадом этой даты и вообще об изнанке современного искусства нам удалось сообразить разговор на троих с отцами-основателями ХГК: Максом Тряновым и Андреем Брагиным.

В ХГК символично представлена практически вся Украина, кроме Харькова. И таких примеров «известных» харьковчан не из Харькова десятки. А еще считается, что самое красивое потомство получается при смешивании разных кровей. А вот замкнутые сообщества отличаются неказистостью внешности. Можно ли как-то спроецировать эту теорию на феномен харьковчан не из Харькова и их проекты?

М. Трянов: Очень примечательно, что одно из первых произведений, сыгранных квартетом, была сюита Франциса Кленьянса «Стороны света». По сути дела, мы сейчас представляем каждую часть страны, кроме севера. Интересно, что мы играли все части сюиты, кроме одной — «Север». А с другой стороны, мы называемся именно Харьковский гитарный квартет, и фактически представляем северо-восток страны. Так что, географическая концепция складывается идеальная. И есть повод доиграть северную часть на одном из концертов к нашему юбилею.

А. Брагин: Пока приезжие завоевывают Харьков, сами харьковчане в это время едут учиться и работать в другие города: посмотрите, какая мощная творческая харьковская диаспора в а Киеве! А сколько выдающихся артистов и ученых творят за рубежом! В свое время многие немецкие композиторы — Бах, Гендель, Моцарт и прочие — старались сбежать из провинции в более активные очаги цивилизации. Уроженец Зальцбурга Моцарт стал венским классиком, а тот же Гендель увековечен как великий английский композитор. Ничего нового не происходит, в общем-то. Во все времена д’артаньяны едут покорять Париж…Это вечный и естественный процесс

Как вы сами оцениваете свое место на современной академической сцене? Мне кажется, что вы со своей современностью несколько диссонируете с филармонической действительностью…

А. Брагин: У нас в консерватории на первом курсе был такой предмет «Современная музыка», который вела очень смелая и неординарная женщина Адиля Абдуловна Мизитова. Она закончила аспирантуру в Москве у самого Эдисона Денисова! Я никогда не забуду первый урок, когда она закрывала дверь на ключ, чтобы опоздавшие не докучали, и полтора часа мы, успевшие, получали настоящий кайф. Музыка конца 20-го века, все эти викторины с пластинками, когда три полуторачасовые симфонии Шнитке надо было разобрать по структуре от и до…

Но год спустя всё это пиршество закончилось, и до конца обучения современной музыки как таковой не было. Все, что происходит в мире музыки сейчас нашими академистами либо не воспринимается вовсе, либо оценивается весьма неадекватно, вплоть до полного уничижения и поношения.

М. Трянов: Моя эстетика идет от иррационального, от анархического, я бы даже сказал от панк-эстетики. Я всем говорю, что я занимаюсь «панк-педагогикой», которая пытается взорвать устоявшийся шаблон в отношении к сомнительным авторитетам, в восприятии музыки, в её исполнении, во взаимодействии исполнителя и публики. Мой панк-подход требует быть честным перед самим собой и стараться продуцировать живой музыкальный процесс, а не превращаться в музейных работников, исполняющих музейную музыку для толпы «blue hair`s ladies», как называл Стив Райх филармонических дам с химической завивкой, модной в 50-е годы ХХ столетия. И вот эти синие коконы у нас повсюду. В нашем культурном сообществе осталось очень много советского, протухшего и прогнившего, как паркет в оперном театре. Пора его содрать, поднять тучи пыли, сделать помещение временно непригодным, но со временем наполнить новым нормальным содержанием.

А. Брагин: Для традиционалистов все определяется «золотой формулой» директора Харьковской филармонии, который когда-то после нашего концерта сказал: «Было неплохо… Но я ставлю в начале программы хит и в конце. А то, что в середине, публика не особо и запомнит». Никто не говорит, что традиционалистский подход в искусстве — это плохо. Без новаторов не будет развития, а без традиционалистов не будет школы. И, в принципе, для идеального развития нужен тандем из этих двух составляющих. Но этого прока не происходит. Все выливается в конфликт, ничего кроме раздражения и постоянных потерь не дающий… Показателен пример с композитором, нашим ровесником, Nick Acorne, который на госэкзамене в консерватории получил тройку. А сейчас он в Австрии весьма востребованный композитор и музыкант. А был еще такой главреж театра Шевченко — Андрей Жолдак, помните? Новатор, который был здесь не понят и буквально оплеван, а после отъезда из нашего города он нарасхват в десятках европейских театров!

Так, получается, создавать новейшую музыку — дело в общем-то бесперспективное? Слушать некому, да и негде?

А. Брагин: Отнюдь. В том же Харькове, слава Богу, начали появляться места, где свежая музыка востребована, где подготовленной публики становиться все больше и больше: новая площадка в оперном театре — CXID OPERA, галерея Come In, ArtArea «ДК»... Появляются такие коллективы как Nova Sinfonietta Станислава Христенко, благодаря которым в Харькове звучат Филип Гласс, Джон Адамс, Стив Райх, Джон Кейдж. Если не сбавлять темпа, то мы можем стремительно обогнать Европу в освоении новейшей музыки. Я вижу, что у молодой аудитории потребность в новой музыке просто зашкаливает. Так называемые айтишники — люди при деньгах и мозгах — проявляют живейший интерес к новому искусству. Кроме того, их многое связывает с этим искусством. Ведь компьютерный дизайн, программирование, работа в области информационных и электронных технологий очень хорошо коррелируют с технологиями «производства» новейшей музыки.

М. Трянов: Мое место и квартета немножко не типично для украинской культуры, потому что мы находимся на своеобразной периферии между серьезной академической музыкой и гитарой в ее понимании вообще не академическом. Первоначальная наша цель — развитие новейшей академической музыки в Украине и создание нового репертуара для классической гитары. И вот уже 10 лет нам удается это делать. Я мечтал, чтобы так произошло, мне всегда хотелось выйти из зоны академизма, но без особого ухода в гитарную эстраду, либо какие-то другие виды гитарного искусства. Мы хотим играть больше музыки, но не только. Примером для подражания для нас всегда были «Kronos Quartet». Коллектив с невообразимым поликультурным диапазоном, который из инструментального состава превратился в краудфандинговую кампанию и общественную организацию одновременно. Мне бы хотелось видеть Харьковский гитарный квартет в качестве политической партии. А почему бы и нет! Ведь у нашей музыки, в отличие от большинства политиков, куда больше созидающего потенциала для того чтобы хоть немножко изменить мир…

А. Брагин: Так что продавать есть для кого. Но тут возникает проблема — отсутствие концертных агентств, которые могли бы правильно доносить музыкальный продукт до аудитории. У нас маркетингом и PR-ом часто приходится заниматься или самим музыкантам, или таким неповоротливым структурам как филармонии или государственные театры. В итоге, даже фестивали с хорошими бюджетами проходят без особого успеха. Слушатель туда не доходит, потому, что информподдержка и реклама из рук вон плохие. А исполнители остаются с жалкими гонорарами, потому что бюджеты «распределяются» неадекватно, оседая в карманах «своих людей».

А за сколько реально можно провести подобные мероприятия?

А. Брагин: Я думаю, хватило бы 10-15 тысяч долларов, чтобы провести представительный фестиваль даже с привлечением зарубежных исполнителей. Какому-нибудь помощнику депутата этого не хватит в месяц «на сигареты», а десяткам музыкантов, при грамотном и честном распределении, этой суммы вполне бы хватило, чтобы сделать для города важное культурное событие. И кто знает, во что мог бы вылиться такой фестиваль в будущем, скольких гостей он мог бы привлечь, какую жизнь вдохнуть в обыденную жизнь тысяч людей?!

Гитара на академической сцене не самый громкий и приметный инструмент, то ли дело скрипка или фортепиано… Как вы укрощаете амбиции в этой связи?

М. Трянов: Наши амбиции, цели и желания меняются с течением времени, но в целом путь развития довольно коллектива довольно типичный и спланированный. У нас не было каких-то головокружительных виражей карьеры, удачных знакомств, невероятных успехов или унизительных провалов. Все происходило так как мы хотели изначально.
В творчестве возможны два пути: экстенсивный и интенсивный. Первый из них — сенсационный — идет в фарватере наших амбиций и является развитием «вширь». Это могут быть заезды из академической музыки совершенное в другие жанры вплоть до смены академической гитары на другой инструмент.

Другой путь представлен довольно скучным для обывателя продавливанием определенной творческой позиции. Я, например, чем старше становлюсь, тем мне больше по душе второй вариант. Раньше у меня было много вылазок в поле импровизационной, электронной, шумовой музыки. Сейчас же я все это нахожу в одном конкретном месте — академической гитаре. Это как живешь с человеком многие годы и в каждый последующий год понимаешь, что все меньше и меньше знаешь этого человека. Так и с сущностью гитары. И чем больше ты проводишь с ней времени, порой в аскетическом уединении, тем больше открываешь в ней тайн и возможностей. Иногда доходишь до того момента, когда начинаешь понимать как воспроизвести ту неуловимую тонкость и сразу задаешь себе вопрос: «А вообще-то кто-то, кроме меня, это услышит? Насколько это релевантно по отношению к публике?». Вот тут и возникает этот вопрос о статусе гитары.

В этой связи я всегда вспоминаю выдающегося музыканта, корифея украинской сцены Валерия Ивко, по профессии домриста. Домра — это ведь еще менее авторитетный и универсальный инструмент, чем гитара, но как гениально Валерий Никитич и его коллектив «Лик Домер» работают с этим инструментом, играя музыку барокко! Вот прекрасный ориентир для движения вперед.

Поразительно, что первоначальная наша цель — развитие новейшей академической музыки в Украине и создание нового репертуара для классической гитары — имеет развитие. И спустя 10 лет я могу сказать, что у нас многое получилось. Причем, наибольшие перспективы именно у камерных гитарных составов. Именно в них возможности инструмента раскрывается в полную силу. И пусть это будет происходить на небольших сценах, и пусть публики будет меньше чем на концертах звездных скрипачей и пианистов. Со временем надо вообще пересмотреть весь концепт сценической традиции.

Я рад, что в нашей творческой биографии было несколько веховых выступлений, совершенно не вписывающихся в рамки академических концертов. Незабываем опыт работы в рамках лаборатории танцевальной импровизации, когда мой квартет совершенно непредсказуемо повел в ситуации, неожиданно продемонстрировав ансамблевую чуткость и сплоченность в импровизационном формате. Мне очень близки эксперименты с пространственной музыкой Владимира Горлинского, заставляющего перемещаться и исполнителей, и зрителей, хотелось бы тоже поработать с подобной «пластикой звука». Эстетика нашего коллектива такова, что даже если мы возьмем другие, например, шумовые инструменты, мы все равно далеко не вырвемся из академического поля.

Музыкант в сознании обывателя — это жизнь на каком-то розовом облаке. Но если не считать нескольких востребованных мировых имен, в массе своей — музыкант — профессия. Которая должна приносить какой никакой доход. Как в Украине кормит профессия музыканта, композитора?

А. Брагин: Удачный сольный концерт за рубежом в среднем приносит исполнителю 400-800 евро. Но это происходит ведь не каждый день. У нас ситуация на порядок хуже. Тому много причин: неумение продать себя, отсутствие поддержки со стороны государства, фондов, меценатов, общественных организаций.

Для нас писали уже около 30 композиторов. И большинство из них — зарубежные. Есть, кстати, идея к юбилею сыграть концерт, состоящий только из произведений, написанных для Харьковского Гитарного Квартета. Хотя мы особо ценим сотрудничество с соотечественниками. Но им приходится труднее, чем зарубежным коллегам, которые могут писать музыку благодаря премиям, грантам, культурным программам, меценатам и фондам. А нашим композиторам приходится много времени тратить на жизненную рутину, концертировать, преподавать, иногда вообще заниматься деятельностью, далекой от музыки. На плаву держатся композиторы, которые успели попасть в некую струю на заре независимости, у них есть какой-то «блат», какие-то правильные связи; у них есть заказы, большие сцены, оркестры.

Какой резон от этих выступлений молодым украинским композиторам? Вы им выплачиваете какие-то роялти с каждого концерта? Или наоброт они вам платят?

А. Брагин: Когда Теодора Курентзиса — выдающегося музыканта, ныне главного дирижера Пермского оперного театра — спросили, почему он работает в российской глубинке, он ответил: «Это одно из немногих мест, где еще осталась романтика!».

На этом держимся и мы… Вообще все держится на дружеских и семейных отношениях. Как сказал один знакомый: «Ансамбль — это либо коллектив на зарплате, либо семья». Пока что мы со своей современной музыкой работаем в минус. Гонораров не хватает даже на струны. Все занимаются преподавательской деятельностью: частным образом, в музыкальных школах, а Максим преподает еще и в Академии культуры.

И все равно люди занимаются этим, тратя долгие годы на учебу, покупая дорогие инструменты, расходуя жизнь на совершенно не осязаемую материю. Зачем? Какая-то бесперспективная беседа у нас выходит…

А. Брагин: Нисколько! Музыка — это как пресловутый «майнер» — коробочка, в которой что-то зачем-то жужжит, принося владельцу невиданные дивиденды.

М. Трянов: Я хочу создать гуманистическое искусство. Это наша позиция. Мы мечтаем о новом большом стиле, о новой Ars Nova, которая, возможно, не совершится через громкий оркестр, или через грандиозную электронную инсталляционную работу, а придет из тишины. Поразительным образом Валентин Сильвестров очень точно указывает на это. Он тоже монотонно, мелодично и тихо продавливает Новый Гуманизм. Этот большой стиль придет и отвергнет весь этот пост-модернистский театр, это будет очень духовная музыка со своими Бахами и Страстями. Музыке потребуется новое духовное подспорье. Возможно, это будет какая-то наука. Нынешний science art постоянно предлагает новые темы для художественной рефлексии и вполне может стать той базой для новой музыки.

А. Брагин: Современная музыка создается в русле каких-то глобальных космических процессов, это что-то сродни микросхем для какого-то сложнейшего устройства, которое позволит нам совершить грандиозный цивилизационный скачок. Вкладывать в музыку, в искусство, в науку все свои силы и моральные, и материальные — это, пожалуй, самая разумная инвестиция. Музыка, возможно, и приблизит нас к сверхсветовым скоростям и темпоральным перемещениям, ведь музыка — это и есть само время, которое, как известно дороже денег…

Материал подготовил: Игорь Авдеев
Фото: Константин Лещина, Игорь Авдеев, Алиса Волкова